Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]
– Что делать, что делать… – Проворчал гоблин. – Убивать их будем. Мы с Сархом с двух сторон поползем, а ты пошумишь. Отвлечешь их как‑нибудь.
– И как я буду их отвлекать? Частушки им спою?
– Нет, это их только насторожит, – решил я принять участие в разговоре. – Давай ты лучше какой‑нибудь факел соорудишь, и будешь к ним приближаться, и спрашивать, чего они на нас напали. А мы пока поближе подойдем.
Пока мы переговаривались, да пока шеф зажигал лампу, которая нашлась в фургоне, солдаты успели сориентироваться, и теперь шли навстречу. Мы с гоблином подождали, пока они пройдут мимо нас, не заметив в темноте. Шеф стал кричать, изображая испуг, зачем они нападают на мирных циркачей, но люди, похоже, не стремились к переговорам – на вопросы не отвечали, и снова начали целиться. Дальше ждать смысла не было. Я разрядил в спину офицеру арбалет, и стал бросать звездочки так быстро, как только мог. Использовал те, которые были смазаны парализующим составом – все‑таки мне не хотелось убивать слишком много народу. Прежде, чем они сориентировались, половина нападавших была выведена из строя.
Нам повезло, что оставшиеся растерялись, и, похоже, вообще были слишком неопытны. Бывшие крестьяне, у которых не было опыта боевых столкновений, они, вместо того, чтобы разбежаться в стороны, и прикончить хорошо освещенного шефа или хотя бы лошадей, остались стоять на месте, и принялись стрелять в темноту, пытаясь нас задеть. В такой ситуации попасть в кого‑то из нас с гоблином они могли только случайно.
Через пару минут нападать на нас было некому. Мы с гоблином проверили, не осталось ли кого‑нибудь на посту, собрали мои звездочки и арбалетные болты, и благополучно перебрались через мост.
Как оказалось, мы рано обрадовались победе. Стоило нашим лошадям ступить на берег Бренна, как в землю перед нами воткнулось несколько стрел.
– Стой! – лаконично прозвучало из крепости.
Я выругался. Что‑то мы теряем хватку – кто сказал, что если на одной стороне границы сидят дилетанты, то и на другой будут они же? Мы решили, что раз после шума, который мы устроили, пограничники Бренна себя никак не проявили, а окна башни так и остались темными, значит, там никого нет. И, как оказалось, жестоко ошиблись – просто солдаты не стали демонстрировать свою заинтересованность переполохом – чтобы не обнаруживать себя раньше времени. И мы на это купились.
– Стоим. – Осторожно ответил я. – А что, проход на территорию Брена запрещен?
– Это кому как. Насчет вас пока не знаю.
– И что нам теперь делать?
– А что хочите, то и делайте, мне‑то какое дело? Можете назад вертаться, Можете там стоять, мне‑то что.
– Назад нам что‑то не хочется. – Присоединился к разговору Ханыга. – Да и на месте оставаться тоже. У нас тут так обстоятельства сложились, что возвращаться назад нам крайне нежелательно.
– Да уж, хорошо вы раскатали тех недотеп. Только с чего вы взяли, что нам в Бренне нужны такие беспокойные гости? Да еще и прикидывающиеся под циркачей?
– Отчего же прикидывающихся? Мы и есть циркачи. Удивительнейшее и увлекательнейшее представление дядьки и его труппы, не слыхали? Просто на нас взъелись эти, селяне. И пограничники. Даже непонятно за что, помолились своему новому богу, и кинулись убивать. Что нам было делать, шеи подставлять?
– Не, не слыхал я ни про каких удивительных трупов. Да только никакие вы не циркачи. За версту видно, что либо наемники, либо разбойники, либо вообще подсылы злобные. Нормальные циркачи так лихо бы с солдатней не разобрались, хоть они и пентюхи полные. Ну, вот что, раз уж вы вертаться не собираетесь, то можете подъезжать поближе сюда. Железо все оставите, и милости просим. Только уж не обессудьте, мы вас проверим, да до поры запрем.
– И до какой поры запрете?
– А пока начальство насчет вас не решит. Вы не боитесь, доклад мы уже куда следовает с голубями отправили, так что пару дней посидите, а там кто‑нибудь появится, у кого полномочиев достанет с вами разобраться.
– Чего делать, соглашаться что ли? – в полголоса спросил у меня шеф. – Один демон, возвращаться назад сейчас опасно, того гляди эти психи появятся. Да и попасть к ним по‑тихому на другом посту не получится, служба у них хорошо поставлена. Наверняка если что по другим гарнизонам разошлют описание…
Мы сообщили пограничникам, что готовы сдаться, разоружились, и побрели к башне. Нам указали, куда отвести фургон, забрали лошадей и оружие, и под конвоем проводили в большую комнату в подвале.
Глава 4
Несмотря на расположение, здесь было сухо, пол был застелен свежей соломой, а возле стен было несколько длинных лавок, так что мы расположились даже с некоторым комфортом. Следующие пару дней, которые мы провели в ожидании, нас неплохо кормили, не били и даже не особенно грубили – я был по‑настоящему удивлен отношением к заключенным. Нехарактерно это для человеческих государств. Вот мои коллеги удивлены не были. В Империи как раз принято вежливо обращаться с задержанными, особенно, если их вина еще не доказана. Хотя леди Игульфрид очень нервничала, когда, наконец, очнулась. Она считала себя виноватой в том, что мы попали в такое положение, а мы с шефом и Ханыгой не спешили ее разубеждать.
Что касается меня, я даже рад был неожиданному периоду безделья. Мне успело надоесть изображать из себя артиста бродячего цирка – впечатления от нового и непривычного занятия уже приелись, оно стало слишком рутинным, и на первый план выдвинулись его отрицательные стороны. Любовь зрителей никуда не делась, вот только я стал замечать, что любовь эта достаточно странная. Мне были неприятны комментарии, которые зрители выкрикивали во время выступления – чаще всего грубые или пошлые. Раздражало то, с каким царственным видом крестьяне вкладывали свои медяки в шапку, протянутую девушками по окончании выступления. Меня не интересовало количество денег, мне было неприятно, что люди отдают их с таким видом, будто это подаяние убогому. Задрав нос, раздуваясь от собственной важности, да еще, отпустив какой‑нибудь комментарий в духе "Помните мою доброту, скоморохи", неграмотный, грязный и немытый мужик швырял мелкую монетку в шапку, протянутую леди Игульфрид, Ринкой или Мавкой, норовя после этого еще и ущипнуть девушку за выдающиеся части тела. Между прочим, артисты были достаточно хорошо образованы для человеческих герцогств. По крайней мере, все они умели читать и писать, были обучены простейшему счету, и если приходилось выступать перед более просвещенной публикой, например, в замке какого‑нибудь мелкого владетеля, мгновенно перестраивались. Откуда‑то появлялись хорошие манеры, речь становилась правильной, а словарный запас волшебным образом расширялся. Пренебрежение, с которым к артистам относились зрители, было неприятно терпеть. Почти после каждого выступления приходилось долго и терпеливо объяснять, что цирк – это только цирк, а вовсе не передвижной бордель, и таких услуг девушки не оказывают. И даже за пять медяков. И юноши тоже. Нет, мы не воротим нос от заработка, просто все больны срамными болезнями и не хотим портить жизнь почтенным зрителям. Последний аргумент придумал я сам.
Мне стоило больших трудов сдержаться, когда с подобным предложением ко мне обратилась одна купчиха – молодая, манерная, с похотливо блестящими глазками. Шеф потом долго смеялся, пока в следующем селении на него самого не положила глаз какая‑то распущенная особа. После этого случая он даже извинялся передо мной за свои насмешки, настолько сильно он был потрясен.
В общем, заключение в приграничной крепости Бренна стало для меня неплохой передышкой, и было бы вовсе отличным, если бы меня не начали преследовать страшные сны. Нельзя сказать, что это были настоящие кошмары – ничего страшного во сне не происходило. Сказать точнее, во сне не происходило просто ничего. Стоило мне заснуть, как я осознавал себя висящим где‑то в темноте, беспомощным и неспособным пошевелиться. Я осознавал, что это сон, но не мог проснуться и не чувствовал своего тела. Единственное, что я чувствовал – это чье‑то внимание. Я откуда‑то знал, что меня ищут – кто именно и с какой целью определить не удавалось, просто ищущий взгляд неизвестного существа. Но я почему‑то не хотел, чтобы меня нашли, и потому вынужден был терпеливо дожидаться окончания сна. Впрочем, мое нежелание вполне понятно – если тебя ищет кто‑то неизвестный и с неясными целями, лучше не попадаться ему на глаза, иначе вероятность напороться на неприятности слишком велика. Даже когда к взгляду добавился голос, зовущий меня по имени, я продолжал молчать и даже пытался стать незаметнее, твердя про себя, что меня нет, не существует, и вообще я – это не я, а просто сгусток темноты. Такое унылое времяпрепровождение ужасно выматывало, просыпался я не более свежим и отдохнувшим, чем когда ложился спать. Не знаю, помогли ли мои усилия, но ощущения, что меня нашли так и не появилось.
![Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
